Михаил Волков - На румбе — Полярная звезда
— Да где уж там, спартакиада, — вспомнив первый разговор с Турковым, напустил на себя солидность Сергей. — Служить надо. Спорт подождет.
— Одно другому не мешает, — засмеялся Быков, видимо, сразу сообразив откуда ветер дует.
Сергей смутился, почувствовал, что краснеет: «Опять по-мальчишески получилось…»
Аппетит на свежем воздухе у всех был отменный. Щам и фасоли с мясом, умело приготовленным рыжим боцманом, воздали честь по достоинству.
— А теперь бы и отдохнуть минут шестьсот, — мечтательно протянул боцман Рогов.
— И я бы не отказался, — вздохнул Быков. — Но «адмиральский час» на сегодня придется отменить. Некогда.
Сергей был доволен. Какой там сон, когда в походе открывается столько интересного. Он жаждал скорости, ветра в лицо, новых впечатлений.
В бухту возвратились вечером, возбужденные и радостные. День выдался на славу, будет о чем поразмыслить. «Напишу обо всем Катюше, — улыбался в темноте Сергей. — Небось скажет: «Ах ты, милый мой Станюкович», или еще что-нибудь в этом роде.
УЗЕЛ НАДО РУБИТЬ
На следующее утро Быков пригласил к себе всех троих лейтенантов и устроил настоящий экзамен: проверял знание района плавания.
Он, верный своей стремительной манере, засыпал их вопросами:
— Стрелков, какова характеристика огня на мысе Точный? Андреевский, перечислите мысы и бухты восточного побережья Петровского залива. Платонов, расскажите, как вы будете входить в бухту Тигра? На обдумывание полминуты. Кто первый?
Готовы были все. Быков довольно улыбался и с откровенной симпатией посматривал на офицеров.
Стрелков говорил сбивчиво, волнуясь и стараясь как можно полнее ответить на заданный вопрос, при этом, сам того не замечая, ерошил свой короткий чуб и жестикулировал.
— Спокойней, Стрелков, — бросил Быков. — Ну что ты волнуешься? Отвечаешь верно.
Платонов стоял, вытянувшись в струнку, и докладывал обстоятельно и не спеша.
Андреевский с деланным равнодушием тусклым голосом монотонно перечислял мысы и бухты, всем видом своим демонстрируя бесполезность проверки его, старожила этого края.
Быков посылал свои вопросы, неожиданные, как теннисные мячи, экзаменуемым лейтенантам, но те были «на товсь» и точно отражали коварные подачи командира звена.
— Ну, хватит, — сдался Быков. — А вы молодцы. Так держать! Да, кстати, хочу вам напомнить: сегодня вечером в части комсомольское собрание. Обсуждаются задачи комсомольцев по подготовке к торпедным стрельбам. Будьте готовы выступить, особенно вы, Стрелков. Ваш катер засиделся на блоках. Пора бы уже и на воду. Ясно?
— Ясно, товарищ командир звена. На той неделе спустим. Это точно.
— Или, как говорит лейтенант Платонов, «абсолютно буквально», — пошутил Быков.
Лейтенанты сдержанно посмеялись, однако Стрелкову было не весело. Проклятый багелевский план не выходил из головы. Стрелков ведь так и не подписал его и, передавая Багелеву со словами: «Я еще подумаю», заметил тревожный взгляд старшины и нарочито небрежные слова: «Так мы будем действовать, товарищ командир, согласно плану?» — «Действуйте, Багелев, действуйте», — ответил Стрелков и испытующе поглядел на старшину.
Конечно, можно было доложить обо всем Быкову, посоветоваться с ним. Но Сергей считал это неудобным. «Командир я или не командир?» Принимать решение надо самому. Но какое? И тут его осенило. Комсомольское собрание! Вот где надо разделать Багелева. Обо всем сказать откровенно, при всех.
Собрание проходило в большом кубрике казармы. Койки и тумбочки сдвинули к окнам и в конец помещения. На освободившейся площади расставили скамейки, стулья, табуретки, в начале кубрика — стол, официально накрытый красной суконной скатертью.
Перед началом собрания к Стрелкову подошел секретарь комитета ВЛКСМ части лейтенант Белоглазов.
— Я очень рассчитываю на ваше выступление, Сергей Иванович.
— Да, да, конечно, — кивнул Сергей. — Непременно выступлю.
Белоглазов удовлетворенно сделал пометку в блокноте и с деловым видом направился к комдиву.
— Так как у вас с докладом, товарищ капитан третьего ранга?
Турков положил руку на плечо Белоглазова, посмотрел внимательно в глаза и сокрушенно выдавил:
— Даже и не знаю, что тебе сказать. В голове сплошной сумбрюд, — и он развел руками.
Белоглазов неуверенно улыбнулся. Он знал, что комдив любит шутить. И его любимое словечко «сумбрюд» вместо «сумбур» вроде бы подтверждало эту мысль, однако кто его знает, как следует понимать ответ Туркова.
— Так это, — растерянно начал он, — я не совсем…
— Не волнуйся, секретарь, — успокоил его Турков. — Все будет, как надо.
В списке выступающих Сергей увидел фамилию Багелева и потому попросил Белоглазова сначала дать слово старшине, а потом уже ему, Стрелкову.
— Багелев расскажет о работе экипажа, а я как бы подведу итог.
— Логично, пусть будет так.
Доклад комдива выслушали с интересом. В меру официальный, насыщенный цифрами и фамилиями, многими конкретными примерами, рассказанными с присущим Туркову юмором, он расшевелил всех.
У многих помимо «списка» появилось желание высказаться немедленно.
Первым был рыжий боцман. Стрелкову уже дважды довелось быть с ним в море. Огромной, как лопата, ладонью он попытался пригладить свои огненные вихры, но из этого ничего не получилось.
— Да ладно, Володя, — заметил сидевший в первом ряду щуплый моторист Паркаев из ведышевской команды, — не старайся. Озаряй нас — светлее будет.
Боцман с размаху положил ладони на самодельную трибуну, потом, словно смутившись их величины, неуклюже спрятал за спину.
— Вот тут комдив говорил, что от нас, комсомольцев, будет зависеть успех в предстоящих стрельбах. То так. Вот только не все серьезно к этому относятся. Взять хотя бы Яшу Клюгмана. Все ему шутки да прибаутки. За техникой не следит. Вахту несет неисправно. А недавно стоял дневальным в казарме, так что учудил? Под утро скуки ради достал из стола дежурного резиновый почтовый штамп «матросское бесплатно» и начал ставить печати на лбы спящим морякам. Утром все вскочили на физзарядку и вместо построения тычут друг в друга пальцами и рыгочут. А то вот еще на камбузе как-то…
— Товарищ Рогов, вы кончайте байки рассказывать, ближе к сути дела, — сурово прервал его Белоглазов.
— А я по сути, товарищ лейтенант. Раз мы готовимся к такому серьезному делу, как призовые стрельбы, серьезность должна быть во всем. То так! — неожиданно закончил он свое выступление любимым присловьем и сел.
Багелев выступал вторым.
— Товарищи катерники, боевые друзья! — начал он с пафосом. — С высоты своего семилетнего срока службы…
— И полутораметрового роста, — съязвил радист Соловьев.
В кубрике засмеялись. Рост Багелева действительно был ровно полтора метра. Белоглазов нахмурился, строго постучал ладонью по столу:
— Шуточки ваши неуместны, Соловьев. Вы не в балагане, а на комсомольском собрании.
Воодушевленного поддержкой Багелева понесло, как молодого коня:
— Так вот, с высоты семи лет службы я могу сказать, что наш экипаж, в особенности команда мотористов, к стрельбам подошла с высокими показателями. Вот, например, старший матрос Леонов, посмотрите на него, — и Багелев театрально вскинул руку и указал в сторону Леонова. Все обернулись к нему. — Что я могу о нем сказать? Орел! Специалист высокого класса. Вы что думаете? Если так будет шагать вперед, то того и гляди меня заменит.
— Скорей бы, — опять не удержался Соловьев.
— А ты, Соловьев, белая кость, голубая кровь, флотская интеллигенция. Чем ты там у себя в классе радистов занимаешься, мы не знаем. А что ростом вымахал, толку в этом мало. Бывает так — мал золотник, да дорог…
Багелев самодовольно улыбнулся, мол, понимайте, как знаете, о ком речь идет.
— А Калинин? — продолжал Багелев. — Слов нет, чтобы показать все его достижения и достоинства. И другие мотористы не хуже. Мы очень рассчитываем, что верхняя команда тоже будет на высоте. А задачи катер выполнит отлично. Командир может рассчитывать на наш опыт.
Стрелков посмотрел в сторону Литовцева. Боцман явно не одобрял громкие слова Багелева. «Ну что ж, корабли сожжены, — вздохнул Сергей. — Держись, Багелев!»
Последующие ораторы прошли как-то мимо внимания Сергея. Он было попытался набросать план своего выступления. Но из этого ничего не получилось.
— Слово имеет комсомолец Стрелков, — объявил председатель.
Стрелков встал и сразу почувствовал, как отяжелели ноги и пересохло во рту. Стараясь не показать волнения, он с ходу бросился в атаку.
— Я продолжу выступление Багелева. Он очень горячо говорил о малых золотниках. Конечно, дело не в росте. Как сказал поэт Ковынев:
